По следу (журнальный вариант) - Страница 6

Ни там, ни в степи никого не было — все пустынно, безлюдно.

И Алонов ощутил неожиданное, странное разочарование. Он опять начал задыхаться, вспоминая, как полз, как его заставили ползти. Так однажды пробирался напуганный заяц меж кочек сухого болота, жалкий, трусливый, с положенными на спину длинными ушами.

Вдруг Алонов насторожился — он почувствовал чье-то присутствие, но воспринял это присутствие совсем не так, как всего несколько минут назад. Тогда он боялся, был беззащитен, страх играл им. Теперь страха не стало. И больше не было, не могло быть неожиданности.

Неслышно скользя мягкими сапогами-поршнями, Алонов перебежал вдоль опушки на сто или на сто двадцать шагов и замер в подлеске. По опыту охотника, он отлично знал, что, пока не пошевелится, его не увидят.

Он ничего не слышал, никого не видел, а перебежал не зря. Там, на старом месте, он почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Опыт одиноких охот и далеких прогулок приучил Алонова доверять подсказкам неясных, но верных ощущений. Он повернул голову, потом слегка расставил ноги, чтобы прочнее стоять, и замер, глядя влево. Потом, не шевельнув ни одним листом, медленно-медленно поднял ружье к плечу.

Ждать пришлось недолго… а может быть, и долго. Сейчас у Алонова были опять и выдержка и терпение. Вот на старом месте, куда он выбрался из степи, среди деревьев появилась высокая фигура. Знакомая фигура…

Алонов приготовился к выстрелу, согнул спину, прижал щекой приклад. Вороненые стволы вытянулись над тонкими ветками кустарника. Со стороны нельзя было увидеть ни стрелка, ни ружье.

Тот человек вышел на опушку. Да, он сумел найти место, куда выбрался Алонов. Верно нашел. Если бы Алонов остался там…

В руках у человека было короткое ружье с тонким стволом; он держал оружие на изготовку, зажимая приклад под мышкой правой руки и придерживая ствол левой.

Как только Алонов увидел это короткое ружье, на мгновение все поплыло перед его глазами. Затаив дыхание, он коснулся пальцем спускового крючка правого ствола. Ружье толкнуло его в плечо и щеку. Выстрел не показался громким, а незнакомец исчез, точно его сдуло ветром. Алонов не удивился. Как это было нужно и как это бывало всегда, ружье выстрелило будто само. Значит, он попал в цель — тоже как всегда.

«Где, где все остальные?» — думал Алонов, перезаряжая ружье. Он спешил, но успел заметить, что в его патронташе осталось еще три заряда со свинцовыми пулями. В остальных была только дробь.

Сколько человек было в компании, устроившей охоту за ним, — он не знал. Те пятеро или есть и еще люди? Кажется, тогда кто-то сказал, что есть еще люди, кроме тех пятерых, которых Алонов видел своими глазами.

От гнева, от ярости, только что испытанных Алоновым, не осталось и следа. Там, шагах в ста, лежало тело убитого человека. Убитый не встанет. Сознание непоправимости случившегося охватило Алонова. Он сам уже не тот, каким был минуту назад, и мир не тот. Произошло страшное, и ничто не может вернуть, исправить, переделать то, что есть.

Любимый Алоновым острый, вязкий запах бездымного пороха и взрывчатой смеси капсюля вызывал тошноту. Внезапно Алонов так устал, так ослабел, что едва не выронил ружье. Стараясь не упасть, он прислонился к дереву.

В роще, в степи все было тихо, спокойно, будто ничего не случилось.

Алонов опустил голову и увидел свою руку, сжимавшую ложе ружья. И рука и ружье показались далекими, чужими. На коже кисти, грязной до черноты от жирной пыли сухой степи, подсыхала яркая кровь из длинной царапины. Алонов машинально дотронулся до подбородка, почувствовал ссадины.

Тошнота, слабость начали проходить, и Алонов вспомнил, что нельзя дать окружить себя в роще. Выждать — ничего лучшего он не умел придумать.

Саднило и шею под левым ухом. Алонов нащупал толстый рубец, вздувшийся над воротником рубахи. Откуда взялись ссадины на лице, царапины на руках — он не помнил. А это, на шее, — это поверхностная контузия от пули, скользнувшей по самой коже…

За рощей кто-то крикнул. Слов Алонов не разобрал. В степи раздался ответный крик, и там, левее кустов, показались люди: один, другой, третий. Они шли гуськом к роще, и до них было не менее пятисот шагов. Далеко — вне выстрела из гладкоствольного охотничьего ружья.

Об этом Алонов подумал так, между прочим. Никакого желания стрелять в кого бы то ни было он не испытывал. Если бы он мог вернуть свой выстрел!..

Что это за люди, какая страшная бессмыслица навалилась на него? Тут Алонов понял: он, а не кто-то другой, отвечает за выстрел, за мертвое тело. Ничем, никак он не сможет доказать, что стрелял для самозащиты. Пусть на него охотились, но ведь их много — они сговорятся и легко обвинят его в убийстве. Кто-то уже спрашивал Алонова: «Пусть это так, как вы говорите, но кто дал вам право подкараулить напавшего на вас человека и лишить его жизни?..»

Трое людей подходили к роще шагах в трехстах от Алонова. И вновь кричал кто-то четвертый, уже вблизи того места, где упал человек с коротким ружьем. Сейчас они сойдутся и найдут в траве, на опушке, того, пятого… Нужно уходить, прятаться.

Пригнувшись, оглядываясь, Алонов побежал вдоль опушки, стараясь маскироваться кустами. Неглубокая лощинка начиналась в роще, уводила в степь, протягиваясь позади кустов, где все началось.

Когда трое вошли в рощу, Алонов почти на четвереньках побежал в степь, пользуясь лощиной, потом, уже по ровному месту, прополз к кустам — тем самым, откуда он недавно полз к роще. Почему-то он решил, что именно здесь самое безопасное место.