По следу (журнальный вариант) - Страница 27

Разительным контрастом были три картины на стене: одна, маслом, представляла собой очень неплохую копию «Сикстинской мадонны», выполненную, надо думать, в прошлом веке; вторая, датируемая той же эпохой, была не менее качественной копией «Острова мертвых» Бёклина; третья, нежная акварель морского берега, была, вероятно, современным произведением. Все три картины были в хороших, дорогих рамах.

Взглянув на картины, Сударев невольно хмыкнул и посмотрел на Клебановского с некоторым удивлением. А Клебановский, между тем, исполнял обязанности хозяина:

— Вот там у меня еще две комнатки есть. А живу один. Просторно, как видите.

Сударев молчал, предоставляя Клебановскому высказываться. Прием отнюдь не новый, но не теряющий от этого выгоды.

— Вы ведь с дальней дороги, — продолжал Клебановский после паузы. — Так вы бы прилегли, отдохнули. Право, прилягте, у меня тихо. А я тем временем порядок бы навел. Нынче я заспался.

Вероятно, Клебановскому хотелось оттянуть хотя бы ненадолго предстоящий разговор.

— Я вам мигом приготовлю чистую постельку, — убеждал он молчавшего Сударева.

— Вы что же, так здесь и живете все время в одиночестве? — спросил Сударев, будто ничего не слышал из слов хозяина.

— Один. Совершенно один, как видите. Один как перст, как говорится, хотя перстов у человека не один, а десять, — с усмешкой подтвердил Клебановский.

— Помнится, у вас ведь была… женщина? Или я ошибаюсь? — Сударев чуть нахмурился.

— Память у вас отменная, — согласился Клебановский. — Я сам уж забываю свои дела, а вы всё помните. Верно, был женат. Можно сказать, и трудности вместе переживали. Года три, кажется, пожили. А потом не захотела жить почему-то. Ушла сама, не гнал. Уже второй год доходит. Слух был, что померла… — Последние слова он произнес с безыскусственным безразличием к чужой судьбе.

И вновь возникла пауза. Убедившись, что неизбежный разговор даже и отложить не удастся, Клебановский предложил гостю стул, вежливо выждал, пока тот сядет, и сел сам. Сударев спросил:

— Кругом у вас спокойно? Соседи… и так далее?

— Да. Врагов не имею. Рядом люди, к чужой жизни нелюбопытные. Я к ним не лезу, они меня не беспокоят. Только на улице — здравствуйте, прощайте. Сватал тут меня сосед на своей двоюродной сестричке — значит, репутация имеется. В женихи гожусь. — Клебановский усмехнулся. — К забору кто подойдет — Бурый голос подаст. Здесь любят злых собак. Местная порода повелась. В остальном — что же? Работаю в Заготживсырье товароведом. Живу на работе смирно, никого не трогаю…

— А это? — И Сударев указал жестом руки на хаос в комнате. — Кутите?

— Нельзя же не погулять, — спокойно возразил Клебановский. — Товарищи вчера зашли. День субботний. Городишко здесь маленький, особых развлечений нет. Впрочем, и в этом не выделяюсь. Здесь по субботам выпить в обычае. Иные смотрят — коль не пьет человек, значит, не такой он, как другие.

— Вот что: вы не отговаривайтесь, Клебановский! — прикрикнул Сударев. — И не валяйте-ка дурака — вы не на митинге! Пьете много? Говорите правду!

— В меру пью, в меру. Не чаще раза в неделю. В будни, на работе — ни капли. Только дома позволяю себе, — солидно оправдывался Клебановский. — Вчера в числе других своего начальника угощал, он остался доволен. За кого вы меня принимаете? Что, не знаю я, — городок маленький, весь на виду, особенно не разгуляешься. Постоянная моя компания — человечка три, от силы — четыре. С ними время и провожу обычно. Ребята хорошие, проверенные.

— Дом этот чей?

— Мой. Законная личная собственность! — с некоторой даже гордостью ответил Клебановский.

— Хорошо. Итак, я остановлюсь у вас. Поживу с неделю, с вашей помощью осмотрюсь. Потом отправимся куда-нибудь в глушь. Ненадолго, дней на десять. Нет, конечно, на меньший срок. За эту неделю нужно подобрать трех спутников из ваших приятелей. Надежных. Есть такие?

— Найдутся.

— Вы мне их поскорее покажете… Вот всё.

— Придется вас прописать. Хоть здесь у нас и просто, весьма даже просто, никаких особых режимов нет, однако же, как говорится, на грех мастера нет, — молвил хозяин.

Сударев достал из бумажника паспортную книжку и передал ее хозяину. Клебановскому не терпелось заглянуть — под каким же наконец именем явился к нему нежданный и маложеланный гость. Сделать это сразу было несолидно, да и Сударев, поднявшись со стула, напомнил:

— Где же мне можно отдохнуть?

Клебановский открыл одну из двух низких дверей во внутренние комнаты дома и пригласил гостя войти.

Крохотная комнатушка с голыми, давно небелеными стенами имела скромнейшую обстановку: два стула, тумбочка, этажерка и узкая кровать, кое-как покрытая серым одеялом. На ней лежали две подушки в мятых, несвежих наволочках. Клетушка имела убогий и какой-то нежилой вид. Но и здесь таким же кричащим контрастом, как в первой комнате, смотрели со стен четыре хорошие картины: три русских пейзажа, опять в манере XIX века, и альпийские луга…

— Сию минуту достану белье, — сказал Клебановский и вышел.

Сударев повесил пальто на спинку стула, положил портфель на сиденье и подошел к этажерке. Там лежали центральные и местные газеты, десятка два книг — все политического содержания. Тут же нашлись «Краткий курс истории ВКП (б)» и брошюры с докладами и решениями последнего съезда партии. Многочисленные пометки цветными карандашами, загнутые углы и закладки свидетельствовали, что книгами часто и усердно пользовались.

— Почитываете? — бросил Сударев вернувшемуся Клебановскому.